Другое указание встречается в любопытном рассказе
французского историка Биньона о кампаниях 1812–1815 годов. Он говорит, что после занятия Москвы французами, Александр I впал в некоторое уныние. Заметив это, Аракчеев осмелился напомнить ему о здоровье, на что император ответил ему...
Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войско до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию
французских историков) провиант для всего войска.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что всё в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Неточные совпадения
Матвей Ильич отзывался с большим уважением о Гизо [Гизо Франсуа Пьер Гийом (1787–1874) —
французский буржуазный
историк и реакционный политический деятель.
— «Молодой Дикий» [«Молодой Дикий» — неполное название переводного романа: «Молодой дикий, или опасное стремление первых страстей, сочинение госпожи Жанлис; 2 части. М., 1809». На самом деле это сочинение Августа Лежюня.], «Повести Мармонтеля». [«Повести Мармонтеля». — Жан Франсуа Мармонтель (1723—1799),
французский повествователь, драматург и
историк литературы.]
Они прочли вместе Дарвина, Ренана [Ренан, Эрнест (1823—1892) —
французский философ-идеалист,
историк религии.
Будущий
историк русской жизни, который захочет, подобно Гонкуру или Тэну в их описаниях старого
французского общества, исследовать внешние проявления этой жизни, неминуемо должен будет обратиться к романам Боборыкина и в них почерпнуть необходимые и достоверные краски и бытовые черты.
Ламартин — поэт и Тьер — журналист и
историк были на протяжении тридцати лет президентами
Французской республики.
КинеЭдгар (1803–1875) —
французский политический деятель, писатель и
историк, из многочисленных сочинений которого наиболее известна «Революция» (1865).
Для
историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека — Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и
французские войска пошли в Россию по воле одного человека — Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна, потому что у Наполеона был большой насморк 26-го числа, такое рассуждение для таких
историков неизбежно-последовательно.
Ежели в описаниях
историков, в особенности
французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Во-вторых, еще труднее понять, в чем именно
историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для
французского войска.
Во-первых,
историк описывает деятельность отдельных лиц, по его мнению, руководивших человечеством: один считает таковыми одних монархов, полководцев, министров; другой, — кроме монархов — и ораторов, ученых, реформаторов, философов и поэтов. Во-вторых, цель, к которой ведется человечество, известна
историку: для одного цель эта есть величие римского, испанского,
французского государств; для другого — это свобода, равенство, известного рода цивилизация маленького уголка мира, называемого Европою.